Веселая война с глупостью

Веселая война с глупостью

«... Девять из десяти человеческих бед объясняются

единственно только глупостью...»

Л. Н. Толстой

Заморочены наши головушки! Ох, заморочены! И чем дольше живет человек – тем он сильнее запутывается. Концы с концами вместо того, чтобы сойтись, превращаются в две параллельные прямые, встреча которых проблематична. Годы блуждают в поисках истин, а истинны, не дождавшись свидания с годами, вешаются на подтяжках в уборной. И по-прежнему, как при пьянице и умнице Франсуа Рабле – половина человечества абсолютно не знает, как живет другая его половина. Качественного переворота наук общественных, подобно перевороту в точных науках конца ХIХ начала ХХ веков, так и не произошло до настоящего времени. Мы пытаемся что-то объяснить о «мире и человеке» по ньютоновской механике, забывая об энштейновских озарениях и веселых капризах ума человеческого. Хуже того – океану людского своеобразия предлагаются примитивно знахарские рецепты для поголовного исцеления. Повивальные бабки насилия, как локомотива истории рыщут по городам и весям в поисках пациентов. Одним из составляющих факторов все разрастающейся общероссийской драмы является «Война Поколений». Невольно или по злому умыслу общество поделено на «молодых волков» и «старых совков». Смысл этого бойкого в своем идиотизме деления исчерпывается параноидальным очарованием коллективного самоубийства. А может быть, попробуем поучиться чего-нибудь понимать? Сделаем это весело, но с достоинством. Склоняя голову перед великим Эразмом из Роттердама, со смирением и отвагой начнем свою войну с нелепыми мифами. Веселую войну с глупостью.

Глава 1. «Старики – разбойники»

Претензии к старикам, тем более весомы, что их всерьез жуют и пережевывают без возрастные теле-дяди и теле-тети. И извергая не переваренное на юные души, любя себя, как самоценную личность, считают, что это весьма хорошо и наукообразно.

Тот, кто старше сорока, объективно виновен уже в том, что он старше сорока. И на нем сто собак навешено. Лагеря и колхозы, война и космос, «хрущевки» и поголовное образование, пионерия и пенсионерия, сапоги всмятку, московские колокола и «Андроны едут». Кто велел, ему, дураку, жить в тоталитарном государстве? Родина-мать? Но, перефразируя гитариста-классика, чувство Родины есть и у пса. Классик, правда, забыл, что у человека она там, где он родился, а у пса – где нажрался. Живые классики вообще склонны не помнить все, не имеющего близкого касательства к гонорарам и премиям, а изредка, уподобляясь старой распутнице напропалую кокетничают с юношеством обоего пола. С легкой руки классиков и классикинь клеймо застарелой любви к Родине смачно припаяно к старикам. Носи, Вася на здоровье, а мы любить погодим – не до этого.

Все-таки прелесть как жить в эР Фэрии полузнаек! Притянем латынь за губу и докажем, что в скромном пристрастии стариков к праздничным демонстрациям есть нечто постыдное и греховное, какое-то государственно-половое извращение. Ну, латынь, выручай! Докажем, что «демон» -- сами догадываетесь кто, а «стратио» -- это, кажись, то ли дорога, толи прогулка. Да они что – чертей по улицам водят?!? Ату их, ату!

Старики не любят болтать о сексе. Зашоренные – ясное дело. Только и занимались все семьдесят варварских лет ежегодным повышением рождаемости в СССР. А куды как приятно сидеть на родном диване, в компании родной матери и родного отца и лопать из телеящика мешанину из пениса, ануса и Нострадамуса. Бедные старики, они не знали, что самое лучшее в детях – это процесс их изготовления. Убогий народ.

Глупость стариков не знает пределов – они уверенны, что воровать – нехорошо. Это Сталин, как-бяка, их запугал, от младенческого испуга они и жили всю жизнь честно, терпели охамевшую год от года номенклатуру , ту самую, что сейчас жирует и бесится, как накануне Страшного суда. Но мы теперь живем в свободной стране и, по большому счету – кто украл да удрал – ничего не прогадал. Правда воруя друг у друга, мы рискуем остаться не столько свободными, сколько голыми. Ну так что – голыми тогда и насладимся! Только зачем же мы пишем протестные плакатишки типа «Хочу есть!» Жратва, дело десятое, главное принципы.

Старики что-то долдонят об уважении. Милые, не уважать так же легко, как убивать. Вопросы возникают потом – куда девать трупы, как заметать следы, как вымучивать в бессонных ночах алиби и, наконец – что предъявить в свое оправдание. А так все – легче легкого.

Старики не любят современную музыку, поэзию, живопись и назойливо ностальгируют. Нет проблем. Мы заставим нашу бабушку отколоть «рэп» и нежно посмеемся над ее небесно-голубыми рейтузами. Мы вдарим мамочке по ушам децибелами, колупнем ее усталые нервы «металлом» и, ласково матерясь, докажем ей отупелой, что «Синенький платочек», «Ландыши» и прочее – суть наследие проклятого тоталитаризма. Своему отцу мы предъявим некие образчики современной живописи и поэзии и, пощекотав Сократа с его софистикой, не станем слушать его опровержений, что нечто подобное он и читал и видел на стенах общественных туалетов «раньшего времени». Оттуда они и перекочевали и в наши нынешние платные «облегчаловки», правда с добавками типа «Дам» или «Отсосу», а также и в весьма солидные издания. Пойми, рухлядь, ведь происходит революция духа, пусть даже и вонючего, но революция происходит. Мы на радость педерастам станем жить еще прекрасней! Дадим дедам время на осмысление. А то, где им понять тот качественный прорыв в умах поколений, сделанный, например, банальнейшей пронографией. Куда там цветам, смущеньям и недомолвкам любовной лирики трех тысячелетий до умилительной сердцу сцены: влюбленный юноша, врубив «видак» перед своей любимой, хрупкой, как мотылек, девушкой, наблюдая за фрикциями во весь экран, шепчет в нежное ухо, мол, и у меня вот так же в движке моей тачки поршень стучит. Уютно, тепло и вид из окон приятный. И зачем нам не прочитанный, но уже надоевший грешник граф Толстой Лев Николаевич с его благоглупостью о том: «...что всякий называющийся человеком должен иметь свой стыд, и, именно поэтому мы закрываем одеждой все, оставляя открытым самое прекрасное, что у нас есть – человеческое лицо». Отдадим запутавшегося аристократа им, старикам.

Новое поколение выберет пепси и опившись, изольется отнюдь не им. И только записные адепты уринотерапии станут утверждать о пользе сей скверно пахнущей влаги для юношества.

Новое поколение выберет грязные деньги и затомит себя инсультными инфарктами и инфарктными инсультами в страданиях о, по большому счету, гнусно-копеечном их количестве.

Новое поколение выберет секс и к годам зрелым обретет осклизло-истасканный вид старого и распутного племени.

И, самое жалкое во всех этих ипостасях, оно будет выглядеть смешным и глупым. Глупым и смешным. С устами навек залипшими жвачкой, с полуграмотными «комиксовыми» мозгами и телом, опутанным ветошью и суетой.

Глава 2. «Невыносимая легкость бытия»

Сто философов живут и трудятся для того, чтобы убедить сто первого – жизнь бессмысленна. Так или примерно так пытаются выстроить свои нелюбезные суждения о молодежи некоторые люди старшего возраста.

Молодым живется легко только потому, что они молодые. Здоровые они – и все у них впереди, а нагнутся – сзади. И радостно им на свете живется. Тяжело нам на них смотреть. Веселые они очень. Старших не слушаются. День и ночь пляшут-танцуют. Резинку свою жуют непрерывно. Не хотят работать, учится и армии, как огня, боятся. Сексом своим занимаются ежечасно. Вручить бы им в руки по кайлу да по лопате – то-то будет всем по серьгам. Давайте в идиллии этой совместно и разберемся.

Старших слушаться хорошо. Особенно, если старшие весьма вкусно лгут, путают и морочат. Сидит бородатенький дядя в своем до отвращения голубом экране и ахинею несет. О том и сем, что черное – это белое, а белое – даже совсем наоборот. Байки скверные о Родине нашей общей плетет. Кислое с пресным путает. Маг и волшебник дядя почище графа Калиостро. Пигмеи у него до облаков поднимаются. Титаны на карачках ползают. А герои ходят все им, дядей, засаленные. И, главное молодежь дядя любит, стелится прямо-таки под молодежь. Спрашивает он молодежь и опрашивает. Ответов ждет, разумеется, идиотских. Но идиотизму их самый первый и радуется. Пищеварение у него от этого становиться лучше. Пузатенький он. Симпатичный. Давным-давно, когда люди были большими, и мысли их были большими, и цели их были большими – плюнули бы они с высоты полета в скудную дядину бороденку и пошел бы наш дядя в свое сытое стойло маленького человека с большой амбицией воспевать. А теперь – ничего. Старших слушаться и слушаться надо.

Слушаем и повинуемся. Вот тятька с мамкой из забугорного отпуска прикатили. У тятьки – «Мерседес-600», неизвестно на что купленный, а у мамки – колье Марии-Антуанетты. Умеют, видать, тятька с мамкой жить. Но учит тятька, он же батек, на полном серьезе сынка ценностям общечеловеческим и дивится: почему опротивело все сынку и обрыдло? Кто его чадо говном обкормил? Мамка, она же маман, внушает дочке морали и обязательства. Тут маман чуточку клинит, не может вспомнить никак маман телефоны всех своих любовников. Наставляет мамка доченьку диетам англо-французким и ходит по хоромам своим – баржа не баржа – дебаркадер. И недоумевают батек и маман: дочка к «хиппи» подалась, на иглу присела, а сынок с приятелями пьяными по улицам безобразно скитается.

Или бьются добрые и славные отец и мать, как рыба об лед, государство наше гуманное и правовое только и знает, что их ущучивает. Крутятся они на карусели отчаянья, и, как волки меж красных флажков, мечутся. Любишь их и стыдишься. Невыносимо больно видеть все это, когда ты сам – молод, умен, здоров и смел. Работать хочется – а где? Учится необходимо – а на что? Схиму принять? Запоем пить? Торговать? Воровать? Глотки резать? Кровь пить и жилами закусывать? Ненавидеть – но почему? Делать, но что?

Молодые танцуют и прыгают. Головы у них не на том месте. Но ведь и все мы когда-то танцевали до изнеможения, даже калеки умственного и физического трудов. И все когда-то хоть на мгновение, но думали не верхней своей частью, а совсем другими местами. Винить за то, что кровь еще не успела стать рыбьей, а внешняя привлекательность иногда затмевает внутреннюю. Это банальная злобная дурость. Не надо пачкаться в ней.

Молодежь помешалась на сексе. Да мы же сами ее на нем круто замешивали. Как резинку жевать учили – так умучивали юно-озабоченные души срамными видами. Немолодые солидные люди, не догулявшие или перегулявшие в дни былые экранно, картинно, печатно и прилюдно онанировали словесно и сладострастно. Глаголы в подворотнях записывали. Один полупочтенный главный редактор так в еженедельнике своем и заявил, что учил, де, молодежь трахаться. Трахнуть можно доской по черепу или редактора по блудливой его морде. О, великие и могучие филологи русские! Разберитесь вы хотя бы с этим уж как-нибудь.

Молодежь охамела и матерится. Но если хамство возведено чуть ли не в ранг государственной добродетели, а любой «старичок-чиновничок», тебя вешает за сучок и посылает тут... недалеко. Где уж политесам да тонкостям обучаться! Прав тот, кто ударит первым! Плюй, топчи, рви, зубами грызи – но до верхней ступенечки доползи, -- не на старшем ли поколении лежит вина за обучение подобным галантностям?

Три сословия искони почитались в России, -- крестьянин, монах и солдат. Потому, не работа у них была, а служение. Земле. Богу. Родине. Мы непременно поговорим с вами и о крестьянах и о монахах, но уже в других главах. Один из вопросов главы теперешней – почему молодежь так боится армии, службы солдатской... Последние десять лет образованные и взрослые люди с упорством кретинов пестовали эту боязнь, представляя армию чуть ли не самым чудовищным из институтов. Их ничему не научили Карабах, резня в Фергане и Сумгаити, тбилисские и вильнюсские подставки, таджикская мясорубка. Им, таким зрелым и политичным, потребовалась чеченская бойня, невыносимая даже за одну только межгосударственную взаимоглупость. Молодость хочет жить, но гордо, не опозорившись. И юные и старики сближены тем, что уничтожение для них горше смерти! Надо очень ненавидеть и этих, и тех, и всех вместе, чтобы додуматься озвучить подобное: солдат-дебил, офицер-придурок, генералы только дачи и строят, а Родина там, где хорошая деньга. Как же будут смотреть в глаза вернувшимся с этой войны героям-мальчикам и девочкам, в одночасье ставшими офицерскими вдовами эти теле и радио аксакалы? «Народ, не уважающий свою армию – будет кормить чужую!» – сказал как-то раз Клаузевиц. И дяди, и тети, обвешанные достоинствами, премиями и степенями, как блохами, знаю и помалкивают об этой простой истине и сопят себе во все дырочки.

А может быть, хватит взаимные обиды копить? У каждой глупости, как и у каждого преступления, есть имя, отчество и фамилия. Зная это, мы может быть перестанем называть себя всех по мазохистски Страной Дураков. И войной пойдем не друг на друга, а на глупость, невежество, пошлость и мерзость, одинаково скверные во всех поколениях. И делится, будем щедро делится энергией ума и добра. И добро перестанем делать из зла, ссылаясь на то, что его, якобы, больше не из чего делать. И ходить будем не левой-правой, взад-вперед, а обеими своими ногами, по хорошей своей земле. Давайте попробуем.

Глава 3: «Сын на отца»

Общенациональная компания по выяснению роли Павлика Морозова и Зои Космодемьянской давно отшумела, вернее, открякала как и многие утки-несушки времен перестроя и постперестроя. И кому теперь нужен пионер-герой, восставший на отца своего ради какой-то там человеческой и ли политической справедливости? Некоторые из теперешних мальчиков, и тому примеров великое множество, желая быстро разбогатеть, не дрогнув чубчиком, залезают в миллионные долги и спокойно «делают ноги» ни мало не заботясь о том, что их отцов, матерей. И прочих могут просто-напросто вырезать поголовно. И «защитники прав человека» помалкивают. Как можно-с! Ведь у Павлика-то был офицер ГПУ, фигура ужасная, кошмарная и, ко всем грехам, государственно-служащая и государственные интересы охраняющая, а тут другое. Тут уважаемый изо всех сил бандит, из которого лет, этак, через двести получится спаситель отечества и меценат. Поэтому и предательство своей семьи , есть не предательство, а предание в Его милостивые руки, и надежда на то, что сам ты Ему уподобишься и, следовательно, предвидение и новая мудрость для новой России. Павлик Морозов и Мальчик с Крутым чубчиком – личности не совместимые. Последнему нужна резинка «Дирол», «Мерседес-600» и «Мировое гражданство». Что было нужно первому знали ребятишки, заварившие в свое время крутенькую кашку с ним, Морозовым Павликом, и умело отлили первую пулю для войны Поколений. У этой пули две стороны и хорошо жалящий наконечник. Смотрите внимательно.

Сторона первая – поступок Павлика Морозова с точки зрения людей старшего поколения правильный и героический. Мальчик «сказал на отца» не из шкурных соображений, а по чести-совести и по нормам морали, соблюдать которые он клялся, вступая в ряды пионерской организации. Был ли фактор личной, детской обиды на бросившего семью отца? Скорее всего был, так как трудно представить себе ребенка, особенно мальчика, бестрепетно переносящего такую огромную семейную трагедию. Тем более – деревенского мальчика. Но Павлик донес на отца не как на «бытового разложенца», а в те годы (об это знали и дети) за подобные художества папане могли здорово стукнуть по буйной его головенке, а как на политического противника, врага всего того, во что мальчик пламенно верил. В это верят и ортодоксы, что выгодно отличает их от ни во что не верящих «общечеловеков». Ортодоксы-коммунисты не всегда фанатики, но они люди верующие, а любая вера требует своих святых и своих мучеников. И самое интересное, на роль русского мученика Павлик великолепно подходил, только даже потому, что его зарезали. Святополк окаянный зарезал юных Бориса и Глеба, и Церковь признала их мучениками, хотя ничего особо героического они не совершили, но подобное было необходимым, чтобы стать мучеником в России. Мученически, по народным преданиям, был зарезан ничего для страны и веры не сделавший царевич Дмитрий, сын Иоанна Грозного. Ничего совершить не успела и зверски запытанная и повешенная Зоя Космодемьянская. Но именно это и делало ее образ преемственно близким душе миллионов русских людей. Павлик «восстал за Правду» и был убит, что добавляло к ореолу мученичества – ореол святости. По-христиански, он нарушил пятую заповедь: «Чти отца твоего и матерь твою», но подошел к Заповедям Блаженства, составляющим в совокупности нравственный идеал христианина: «Блаженны изгнанные за правду, обо их есть Царствие небесное!» Следовательно: «воюя» с ортодоксами за «очищение ленинизма» с Павликом Морозовым, со «сталинщиной» шустрые дядеобразные мальчики забивали первый кол в сердцевину вековечных нравственных законов русской души. И одновременно закладывалась хорошая бомба «под старичков», якобы вылезших из «инкубатора доносчиков тоталитарного государства».

Вторая сторона этого «давнего темного дела» не видна только для очень наивных и довольных своей «простотой» людей. Любой человек, мало-мальски знакомый с правом гражданским и международным, объяснит вам на пальцах: создание прецедента – такая палка о двух концах, что вопрос палочного удара – единственно дело времени. Прецедент возможности предательства своего отца был подсунут так ловко в истории с Павликом, что и не подкопаешься. Если можно предавать своих отцов «дуракам и фанатикам тоталитаризма», людям не дальновидным и построившим «неизвестно что», то почему бы нам, хорошо усвоившим принцип полезности индивидуальной жизни, молодым, крутым, и ловким – не сделать то же самое! Они не воспользовались, их перерезали, пересажали и перебили потому, что для себя лично они не умели стараться! Шантажируй Павлик Морозов папку, глядишь, и вся семья каталась, как сыр в масле, а у папки только мерзла его начальническая попка. И Павка был бы цел – и папка сыт. Такие Лжепавлики – все уцелели, всех пережили – именно они составили ту когорту «тайных советников вождей и вождишек» десятилетиями загаживающих «просторы Родины чудесной».

Наконечником пули, отлитой «для Павлика» было ожидание слова – Пора! Пора начинать кидаться грязью в историю советского периода развития России или не пора!? Пора создавать новых «молодых волков» без роду и племени или не пора!? «Павлик» прошел «на ура!», и значит – Пора!

Глава 4: «Сын за отца»

«Не надо верить в единство людей.»

Ф.М.Достоевский

Никого не удивило и даже ни мало не насторожило то, что на первом этапе разгрома российской государственности к концу 80-х годов ХХ века огромнейшую роль сыграли дети и внуки пострадавших в 30-е годы начальников и «пламенных революционеров». Факт личной мести своей стране которую ненавязчиво превращали в «эту страну» отметался напрочь. Сами «арбатские детки» хорошо про это молчали, а если кто и цеплял их папаш, то набрасывались всей стаей. Шла волна «покаяния и очищения» и то, что изнанкой «волны» было банальнейшее обгаживание и действовал принцип «Вали столбы – заборы сами повалятся», ощущали не многие. А вот разговорится на тему «отпор клевете на прошлое» позволено было личностям одиозным и недалеким. Следует отметить, что наша интеллигенция (я не говорю о «творческих личностях», державших нос по ветру и всегда приближенных к трону) иногда напоминает умную, добрую и красивую, но очень одинокую женщину, неимоверно чуткую на любую грубость и тем более глупость, но облапошить которую может всякий талантливый проходимец умно и ярко громоздящий нелепости и галиматью из полу правды и полу лжи. Сделав ставку на очень одаренных, но совершенно бессовестных «звонарей нового мышления» на передовую с «другой стороны» выставлялись люди, знакомство с речениями и писаниями которых оставляло горестное впечатление об умственных их способностях. В эту дуровую «компанию противовеса» в силу личной честности и порядочности попали и очень умные, талантливые и совестливые люди, что компрометировало их неимоверно. Интеллигенция не простила им «не эстетичности» зрелища их братания с «недоумками-ретроградами», и заподозрила их в страстной любви к «почестям и привилегиям». От интеллигенции большего и не требовалось. На «ортодоксов» спустили свору. На них вешали все свои и чужие грехи, их остервенело травили люди, ничем кроме вечной фиги в кармане не отличавшиеся, и при этом хапавшие при «советах» и ртом и задницей. Практически никем не замечено, но многотомная, приносящая немалый доход «писарчукам» серия «Пламенные революционеры» была, в основном, написана будущими «невозвращенцами», шкурными эмигрантами, людьми с двойным, а то и с тройным дном. Публика за это долго терлась на «Голосах» и «Свободах», где ее держали до времени «за падло», чтобы затем вернуть на родину в качестве «вшей за воротник» и триумфаторов. А вот писателей – «деревенщиков» топили и топят при всех наших режимах. Людей талантливых и горячо любящих свою Родину для начала сунули в «идиотскую кампанию», а затем и просто заткнули им рот. Интеллигенция с радостной дурью внимала липовым краснобаям-«пророкам» и сменила этику на «эстетику».

Наверное, «дети Арбата» любили своих отцов, больше чем мы своих. Они сумели отмыть, а то и отвоевать их доброе имя, тогда как мы в неразумии и горячности пылко плевали на дело и имя своих отцов. Борьба со «сталинщиной» велась с размахом. На первом этапе ее доказывалось, что плохие коммунисты – резали коммунистов хороших. На втором – зарезанные превращались уже в социал-демократов, приближалась борьба с «ленинщиной и марксовщиной». На третьем – «невинно убиенные» стали вообще антикоммунистами, сторонниками чего-то с чьим-то лицом и общечеловеческих ценностей. Когда и как они эти ценности приобрести исхитрились, если сами были весьма умелыми мясниками – загадка для простачков. Попробуем ненадолго «возвысится над простотой» и промоделируем ситуацию. К моменту «большевистского переворота» человеки с ружьем изобильно водились. Причем многие из «человеков с ружьем» с ним расставаться не собирались. Инстинкты, разбуженные четырех летней войной, вводить, выражаясь по нынешнему в «цивилизованное русло» -- задача неимоверно сложная. «Из свинцовых инстинктов не выработаешь золотого поведения» -- любил повторять философ Герберт Спенсер. Идея какого-то Учредительного собрания, или даже Земского Собора, который им, человекам, чего-то даст, а может и не даст – привлекала не многих. Человеки с ружьем хотели многого и сразу, среди них комиссарили «отцы с Арбата» и науськивали друг на друга. Запад лез с интервенциями, бойкотами и «общечеловеческими ценностями» в колониальной упаковке, на что весьма охотно клевали и «белые рыцари» и разношерстные националисты. Победив в Гражданской войне, справившись с интервенциями и загнав чрезмерно ретивых человеков с ружьем «за можай волков морозить» Ленин, Троцкий и Сталин выковали трех Победных лошадей – Идеологию, Армию и Номенклатуру. Цену последней кобыле – Номенклатуре, Сталин знал как никто другой, и ее создав – возненавидел сразу. Сталин давал «отцам с Арбата», полупомешанным «мировым революционерам», дорвавшимся до власти хапугам и малограмотным выдвиженцам «ленинского призыва», совавшим рыло в кормушку под видом «старых борцов», топить друг друга в крови. При необходимости – сам резал и свежевал, ценил кадры, опутал вороватую номенклатуру и «мятущуюся» интеллигенцию тотальной слежкой, надзирал за Идеологией, как папа за дочкой-девственницей, и считал армейскую верхушку самым коварным сообществом для нового и молодого государства. Умных говорунов, вождей и партий в России хватало, но уцелеть и осуществить при этом огромнейший качественный прорыв своей страны сумели большевики, бессовестно и гениально поставившие на насилие, демагогию и желание большинства. Что всегда и везде применялось в критических ситуациях любыми толковыми политиками в любой из точек земного шара. Свирепо лаять на действия или бездействие своих предков в конкретных и только им одним понятных ситуациях, подобно ругани на свою прабабушку, за то, что она не спала с цыганами и поэтому ты не родился брюнетом. И не надо вешать мне «надежды на героя на белом коне», «теорию заговоров» – это такая же ахинея, как слепое следование «традициям исторического материализма» или «роковых в истории личностей». Нас сознательно путают в трех соснах. Всякий талантливый полководец не составляет «законов» и «заговоров» и не смотрится в западное или восточное зеркало перед сражением, а выстраивает тактику и стратегию боя исходя из знания своей армии – от солдата до генерала, где помогая, где не мешая им воевать. Всякий талантливый политик прежде всего краеугольным камнем своей деятельности ставит – узнавание и знание своего народа и своей страны, а затем уже выстраивает какие-то там «противовесы во власти». Единомыслие встречается только в бане, где все помылись и всем выпить хочется. Единство желаний – только в инстинктах да и то, природа и здесь намудрила. Политик «милостью Божей» властно и нежно, чутко и жестоко прислушивается и приглядывается перед роковыми решениями к почти мистическим связям, желаниям, мыслям и стремлениям миллионов людей своей и только своей страны, но всегда осторожен к любому пришлому, цели которого неясны и заемному, потому что рецепт «выписанный издалека» грозит оказаться смертельным. Такому политику народом простится многое при его жизни, но после его смерти, и такое случается достаточно часто, его будут безжалостно поносить соратники, которым он не дал «побороться» за власть, насладиться «созданием противовесов», а тяжелой кровавой дубиной гнал на работу во имя страны. И, горе народу, уверовавшему в «новое мышление» этих любителей воевать с мертвецами. Из их. Якобы, «чистых помыслов» вырастают смуты и войны, ничем, кроме грязных амбиций не спровоцированные.

Иногда людей умеют убедить, что политика – грязное дело и они вместо того, что бы отправить немытых политиков в баню, разбираются в грехах своих и чужих отцов и каются в несовершенном. Иногда заставляют быть «мостиками из костей» для столь любимого всеми прогресса, и это, как ни дико и страшно звучит, построение чего-либо нового и лучшего на костях, имеет хоть мизерное, но оправдание. Но верх государственной и человеческой глупости: повторение «задов», бездарное обезьянничание и принцип – все на всех. Чем мы в настоящее время и занимаемся.

Глава 5: «Все на всех или все за всех?»

Спалив дотла все, что можно было спалить, разрушив естественные и «неестественные» связи, стравив поколения и народы друг с другом, не предложив ни целей, ни сверхзадач, ни даже путей к спасению, не имея ни морали, ни идеологии – нам предложили игру в «свободного дурака». «Нежное оболванивание» грозит превратится в нонсенс – в постоянную моду. Оболванивающие, сами того не замечая, превращаются в суперидиотов, управляющих, пока еще, слава Богу, просто идиотами, уже думающими о лечении от идиотизма. Молитвы убийцы и жертвы, купца и вора бессмысленны потому, что уничтожаются взаимоисключением. С точки зрения любителей «классовой борьбы» все идет правильно и «по диалектике»: сей ветер – пожнешь птиц парящих. С точки зрения «общечеловеков» – все тоже идет правильно, так как «каждый свободный индивидуум» появляется на свет с глазами завидущими и руками загребущими и поэтому воевать против все обязан, чтобы потом всем благодетельствовать. С точки зрения «соборян» все неясно и мутно, а «соборянам» от этого муторно, и, чтобы хоть чем-то себя утешить, они посещают усердно все церкви, надеются на «низы», на рецепты Руси ХVII века, на «теорию малых дел», клянутся бородой Солженицына, стыдят и совестят власть и болеют душой. С точки зрения «держиморд» все до такой степени превосходно, что приход долгожданной «сильной руки» ожидается со дня на день. Как и кого эта «рука» начнет сечь, гнать, интернировать, расстреливать, вешать и даже сажать на кол, интересует их, «держиморд», только с эстетической точки зрения. То, что нормой жизни станет бессмысленная резня, их, кажется не очень волнует. Самое странное, что все – вышепоименованные перепутали и народ и время. Даже дремучим остолопам понятно – третью кровавую купель за столетие не перенесет не только Россия, но и весь мир. Я не называю это войной, этому безумному самоистреблению пока еще нет названия на человеческом языке. И я верю, и нет того, на что бы я не решился, что бы этому никогда не нашлось названия. Но возможно ли – все за всех?

Есть ли единство людей или это химера? Есть, но слепо веровать в него не нужно. Иначе мы все станем похожи на маразматического Брежнева из бородатого анекдота застойных времен: «Отправим в отставку товарища Пельше! -- За что? Он себя не узнает! Встретил я его утром, говорю: «Здравствуй, товарищ Пельше! Здравствуйте, Леонид Ильич, но я не товарищ Пельше». В наивной вере в себя самого и вымеривании всех по себе, а именно это подразумевается под словом единство «единство» – уже заключена такая глупость, что рано или поздно она обернется бедой. Человеческое сообщество, выстроенное на уподоблении позволившее такую роскошь всем без исключения индивидуумам, неминуемо обречено на деградацию и распад. Никакими декларациями, конституциями и законами его не спасти. Оно само порождает глупость и слепоту. Природа дала подсказку, и мы увидели абсолютную непохожесть только отпечатков своих пальцев! Пора учится понимать нашу абсолютную непохожесть и через нее узнавать самого себя, свою семью, свой народ. Тогда, быть может, и сумеем чуть-чуть осмысливать очевидное. И увидим цели других людей, главное -- не боятся смотреть и не ленится мыслить. Без прямой и без обратной связи всех со всеми – страна превращается в «территорию», в кучу песка. Можно строить храм на песке, а можно и не строить и разворовывать стройматериалы – исход будет один и тот же. В самодовольном поиске себе подобных мы сбиваемся в кланы, в стаи, защищаем какие-то «корпоративные интересы» -- лишь бы верить в единство подобных тебе самому. Потому что сам себе ты интересен до чрезвычайности. И власть благодушно вручаем по принципу: а похож ли он на меня. Пьет, как я? Любит баб, как я? Такой же ханжа, как и я? Все возрастающее самоуважение, как, впрочем, и самоуничижения, свойства ума недалекого и ленивого. Тяготение к какой-то липовой «простоте» и «простым решениям» есть сознательное вранье себе самому, здесь «простота» заменяется пустотой и ложью. Феномен все возрастающей любви к артистам, как к лгунам уже по одному своему ремеслу, не удивляет. Происходит превращение жизни в шоу, где вроде бы верят, вроде бы – слушают, вроде бы смеются и вроде бы – рыдают, главное – все вместе. Скудного разумом и ленивого душой человека, верящего в свою «свободу» и единство «со всеми» необходимо тешить и развлекать, иначе он по неволе задумается, на людей поглядит повнимательней, и, спаси и сохрани. Умные книжки читать начнет. Спросит сам у себя: а не блеф его «политические свободы личности» на фоне экономического и полуколониального рабства? Только дурак позволяет пронырливому соседу лезть хозяйничать в свою собственную семью, на правах «помощника и покровителя». Только недоумок верит в исчезновение аппетита у хронического обжоры. И только последний сукин сын позволяет кому бы то ни было высокомерно глумится над реликвиями семьи. Наконец, только желающий одинокого распада своей жизни не ищет путей для понимания кровно близких себе людей. Узнавая свою семью, узнаешь впоследствии и дом, и улицу, и город, и страну, и народ свой. Но не следует торопится, узнав что-нибудь «на копейку», носится с писаной торбой раз – навсегда придуманных законов о «человеческом единстве» всю свою жизнь. И убийственно переводить принципы естествознания на взаимоотношения человеческие. Естествознание всегда торопится. И тому примеров – великое множество. Не узнав совершенно свой собственный мозг, мы создали искусственные мозги, назвали их компьютерами и по-детски радуемся подмене реального бытия виртуальной реальностью. Лень души аморальна уже потому, что более худшего способа загубить и свою жизнь, и жизнь сотен поколений тебе предшествующих невозможно придумать. Поиски «единения» через животный свой эгоизм такая же глупость, как Университет, где сидящие на памперсах младенцы учат уму-разуму пожилых людей. И само дальнейшее существование человеческое невозможно без принципа – все за всех...

Глава 6: «Человек и его спальное место»

«Люди холопского звания - сущие псы иногда.

Чем тяжелей наказания - тем им милей господа.»

Н.А.Некрасов

Незадолго до летних выборов, в душном и драчливом трамваишке, заморенный демократической голодухой старичок свирепо набрасывался на битюгообразного дядьку. Старичок зло и насмешливо выкрикивал: «Знаю я вас, чьи вы дети! Вы обозников дети ! Те всю войну от передовой в обозе прятались, а потом наплодили вас, трясунов! Чего вот ты боишься? Ты брюха своего боишься! Брюхо - твой командир! Таких, как ты власть всегда любит.» Дядя - битюг понуро молчал, но, видимо, стариковские вопли волновали его менее комариного зудения. Будь место поукромнее трамвая - тюкнул бы он нехорошего дедушку толстенным пальцем по темечку и побрел бы тихими стопами в свой вечный обоз, отъедаться. Гори все синим пламенем... Но если адское пламя вялотекущей гражданской войны лизнет ненароком толстые пятки уютного дяденьки: кого, как вы думаете, он будет винить? Себя, денно и нощно озабоченного, чего бы еще покрепче придавить своим брюхом? Себя, сладостно гогочущего над любой телевизионной белибердой? Себя, обожающего «приятные ужасы» в жизни других людей? Себя, не участвующего или «голосовавшего, как надо?» Нет. Он обвинит во всех грехах мироздания того «нехорошего старика», в немощном теле которого живет н е п р о д а ж н о с т ь, и сохранился прекрасный свет мужественной русской души. В своей ненависти к пассионариям благонамеренный дядя до боли похож на столь же благонамеренных сограждан. Тех, кто сожалея о своей кубышке, готовы уничтожать не поджигателей, а пожарных.

«Ну, вот, - с горечью скажет помятый выборами оппозиционер - Начинается экстремистские заявления! Ты, парень, ополоумел! Зовешь к охоте на «жирных котов?» К бунтам? К баррикадам?» Нет и еще раз нет! Ни при каких обстоятельствах российский народ не имеет права на самоистребление - какие бы благие цели ни выдвигались во имя этого! Немало доброхотов с той и с другой стороны вырыли такую волчью ямищу, рухнуть в которую - полная национальная катастрофа. Но есть опасность, длительное игнорирование коей грозит стать причиной более тяжких, чем выборные поражений. Это - о б ы в а т е л ь щ и н а. Забавы сытого холопа. Та самая обывательщина, в которой человек рассматривается лишь в совокупности со своим с п а л ь н ы м м е с т о м.

Теоретики, политологи и другая суперсерьезная братия будут долго смеяться над моим абсолютно несерьезным тезисом. Смысл его смешон, занятен и прост. Глобальные перемены в жизни нашей страны за последние десять лет произошли, процентов на семьдесят, благодаря с к у к е. Жить захотелось лучше, но веселее. Скука обострила желания, увеличила аппетиты, растревожила самолюбия. Многим, за сорок послевоенных лет, до смерти надоело быть винтиками, болтиками и прочими полезными деталям государственного мотора. Многие возжелали стать двигателями, а то и целыми локомотивами истории. Многие, бывшие никем, но ставшие кое-чем, решили стать, наконец, всем. «Твари дрожащие» получили право, назвали это «своим человеческим правом», не принимая во внимание то, что некоторые из них, способны претендовать на должность о р г а н а т е л а - уха, брюха, рта, но никак уж ни человека полностью. Идея «свободы» вкупе со своим внезапным величием до боли близка сердцу тщеславного обывателя. Дутые величины болезненно любят свой внутренний мир. Трусы обожают стрелять с двух рук. Но гражданское величие для обывателя - утомительная забава. Ему бы чего «поразвлекалистей», попроще, да посытней. Двигатель прогресса, запущенный от праздного любопытства и скуки не способен производить энергию, но тратить ее он может до беспредела, только бы не скучать. Таким образом, «революция» конца восьмидесятых - начала девяностых годов ХХ века в России была, в большей своей степени, «революцией заскучавших», революцией обывателей и примкнувших к ним «полезных идиотов». И, как ее результат, получившие огромную и бесконтрольную власть обыватели, решили раз и навсегда выделить каждому свое спальное место. Давайте, господа-товарищи несогласные, посмотрим на дело их рук совместно.

К середине восьмидесятых годов дверей с большими замочными скважинами стало меньше. Многолюдные «коммуналки» рассасывались и обыватель затосковал. Двадцать лет застоя отучили его от строительства коммунизма, к чему он, впрочем, особых склонностей и не имел, и приохотили к телевизору. Скучное, смутное время без серьезных происшествий распалило воображение обывателя до вскипания слюны. Обыватель подозревал, что где-то на свете существует секс, а может быть и неслыханный разврат. То, чем он занимался, дома со своей женой, в ночь с пятницы на субботу, а с любовницей - почаще и где придется, сексом называть обыватель стеснялся. Обыватель ждал, когда ему официально откроют тайны и сорвут, так сказать, одежды. Обыватель надеялся научиться правильно мастурбировать и взгромождаться на бабу по науке, поощряемой государством. Лишенный возможности лапать в тихаря соседок на темной, для экономии, общей кухне, обиженный изобилием нескромных купальников на пляжах и топорным женским бельем у себя дома - обыватель грустил и злобился на Советскую власть. Это она, проклятая, объявила, что секса у нас нет. Он был, есть и будет, но почему его не показывают публично? Книги то я читать ленюсь! Время то у меня золотое! Почему не существуют государственно-выходные праздники с обязательным общегосударственным совокуплением и совокуплениями сексуальных большинств и меньшинств? При чужих людях и на словах, обыватель всегда ратовал за нравственность и мораль, но повизгивал по щенячьи, увидев на экране такого родного «ящика» долгожданную чужую задницу. В тот момент он чувствовал, что с него и со многих, ему подобных, «зашоренных» сняли о ф и ц и а л ь н о эти самые «шоры», нравственные ограничения и разрешили, наконец, законно ржать жеребцом в овсяном поле. Он ощутил радость жизни, но для ее полноты ему требовалось газетно-телевизионное участие в политической жизни страны. Ему не хватало хамства в политике, а он обожал хамство. До колик в почках, в печенках и во всем своем ливере, он хохотал до водопадов омерзительного хамства и глумления над своим народом, которым угощали его, плодящиеся не по дням, а по часам, эстрадные гаеры и пустобрехи. Кухня, с ее запахами прогорклого сала, шустрыми тараканами, «пулькой» по выходным и таинственными разговорами о «политике» с точки зрения ассенизаторов и водовозов, переместилась в масс-медиа к великому счастью сытого обывателя.

Эра Горбачева о ознаменовала приход в политику, экономику, мораль и культуру откормленной застоем обывательщины, в самой скверной ее ипостаси. В президиуме Дворца Съездов сидел и командовал, не «властитель слабый и лукавый», а воинствующий обыватель, взгромоздившийся на Олимп. Этого «вавкающего» толстолицего человека, с «контуром Африки» на рано заплешивевшей голове, соединяла с ему подобными, корыстная страсть к холопству. Родись он на полтора века раньше, то лучшего управляющего для задумавшихся крепостных помещики и не нашли бы. Он бы любил своего барина, желательного полуиноземца, и служил бы ему за хорошее жалование, барскую ласку, бекешу с каракулевым воротником, подержанный фрак и изысканные харчи. Пригашал бы его барин в Европу, вместе с его женой, так за это он и половиком бы пред ним стелился. Барин хвалил бы его иноземцам, иноземцы его голубили и, для смеха называли его «европейцем», а он, руководимый доброй женой, лихорадочно набивал баулы и чемоданы, а что не поместится - вязал в узлы. Он разорил бы дотла крестьян, улещивая «консенсусом» и «общеевропейским домом» от села Ханюневки до хутора Собачьи Выселки. Он науськивал бы крестьян друг на друга и уважал бы интеллигенцию в лице мохнатого попа, вечно пьяного «фершала» жуликоватого писарчука «обучавшегося в Европах» во время оно. Любя свой личный комфорт и проповедуя «терпимость», он валил бы все грехи на «прежних хозяев» и умудрился бы перессорить всех со всеми. Он позвал бы «во власть» подобных себе самому обывателей с гибкими поясницами и огромнейшими амбициями при минимальных способностях. В ответственные моменты, он бы укатывал за границу, к барину или показывал бы заезжему немцу одетому в хороший пиджак и брюки, как он прост и доступен и, даже, умеет землю сохой пахать. Его уход, по воле барина, с житного места был бы отвратительным в своей мелочности, так как за весьма короткое время он сумел опаскудить донельзя сам образ «управляющего лица». И еще долго от него и от ушедших с ним вместе воняло бы краденными деньгами, предательством, предательством всего и всех, муторной говорильней и сквернословием.

Вместе с холопом-управляющим, холоп-обыватель заглянул в Европу с Америкой и захлебнулся слюной. Его крайне обеспокоила система талонного распределения. План или рынок, не все ли равно, лишь было бы «здесь похожее на там!» Драчливые, шумные съезды «народных избранников» надоели. Журнал «Огонек» озаботился дележом должностей и денег. Гдлян вывел на «чистую воду» всех и себя самого. Первопроходцы-«революционеры» осели в Штатах, на сытных местах. Прыткие литераторы торопились дописывать разоблачительные «о п у п е и» и учились валять сексуально-парадоксальные боевички. Авангардистов обыватель не понимал и терпеть не мог, но шумно хвалил довольный их «бунтом сытых людей» и желая чувствовать себя самого, человеком «нового европейского мышления». Консерваторы пугали нежного обывателя своим стремлением идти не в ногу со временем. От энтузиастов попахивало шизофренией, а «полезные идиоты» угрожали опять завернуть «не туда». Функции «полезных идиотов» были исчерпаны перестройкой. Обывателям претили их вера, честность и бескомпромиссность. Обыватель всегда, втихомолку, посмеивался над тем, как умело используют порядочность и любовь к людям «полезных идиотов» всяческие честолюбцы и карьеристы. Вера, для обывателя, понятие до такой степени растяжимое, что ударь по нему пальцем, как по струне, и в место музыки - услышишь невнятное дребезжание. Но новые песни нового времени обыватель сумел и слушать, и создавать, и заказывать. Обывателям потребовался управляющий, похожий на них, но постриженный а-ля Стенька Разин, въезжающий в поместье с треском и громом и желательно на танке Таманской или Кантемировской дивизии.

Интересно, помнит ли кто сейчас, детали летнего опереточного путча 1991 года? Нам назойливо напоминают трясущиеся руки засопливевшего Янаева. Показывают малахольную декламацию Горбачева и оседлавшего БТР Ельцина. Демонстрируют Ростроповича, спящего в обнимку с толстеньким автоматчиком, «героем и защитником Белого дома.» Нам навязывают кадры с горящим троллейбусом и мучительно лицемерными похоронами трех несчастных молодых людей, принесенных в жертву неизвестно какому Молоху. И все это для того, чтобы виновные успели спрятать в воду концы (как бы не оторвали!), а обыватель почувствовал себя творцом и героем истории. Но многое не показывают.

Не показывают московского пьянчужку-полубомжа, нанятого телерепортерами за «полбанки красненького» изображать «обиженный русский народ». Этот латрыга демонстративно бросался на танки и гнусаво вопил пропитой фистулой: «Куда едете?!!? Против народа вы!!! «Не показывают многочисленные физиономии «защитников демократии», на которых явственно прочитывалось, что «не просыхали» они отнюдь не из-за дождя, а совсем от другой «влаги с градусами». Не показывают секретаршу Горбачева, спрятавшую в собственных трусах кассету с его выступлением «всемирно-исторического значения». Не показывают клятву Ельцина у могилы борцов». Не показывают «шабаши победителей» и скотские от злорадной злобы «л и ч и к и»

народных любимцев - актеров, режиссеров и прочей культурной полупочтенной братии. Все это - прячут и не демонстрируют потому, что показывать это сейчас - значит дать почувствовать обывателю, что во всей той истории, он, такой «умненький-благоразумненький» выглядел, как нелюбимый им энтузиаст и «полезный идиот», а то и просто, дурак.

Вслед за победным отделением всех от всех, наступило время подготовки «спального места» для обывателя. Обыватель оказался чуть-чуть не в своей тарелке. Его тревожило обидное недоразумение - чего это все от нас отделяются? Обывателю было досадно, что его «титульные величие», о котором он вспоминал только при заполнении пятой графы анкеты, выглядит несколько куцым. Самым образованным и «наукоемким» считался в те дни обыватель американофил Гайдар Е.Т. (вроде русский?) Ему противостоял «коварный нацмен» Хасбулатов Р.И. (чеченец!) Ощущавшему себя, немножечко, «великодержавным националистом» обывателю, это, уже тогда, ненавязчиво подсовывали поближе к рылу. То, что Гайдар умудрился совместно с «командой» в считанные месяцы пустить по миру все государство и обобрать многих и многих людей - обывателя сильно не обидело. Обыватель всегда относился с почтением к ловким пройдохам и не делал различия между «монетаристами» или «ваучеризаторами».

Обыватель боялся Гражданской войны, во время которой нельзя смотреть телевизор. Противостояние президента и строптивого парламента - он не рассматривал, как «борьбу идей». Не имея никогда своих идей обыватель подозревал, что идеи, вообще, феномен природы, как НЛО. А вот «удобные понятия о жизни» - существуют. Президент «понятия о жизни» - имел, а парламент - «носился с идеями». Со времен бесконечных телевизионных съездов народных избранников, обыватель уже привык относиться к ним, как к сборищу «говорунов», иногда - занятых, но большей частью - скучных. Перед тем, как проверить; готов ли обыватель к прыжку на свое «спальное место», его подвергли - испытанию кровью.

Трагедии последних трех лет - чеченская бойня, захваты заложников, насилия, зверства, «девятый вал» бандитизма, коррупция и почти поголовная нищета - основательно стерли «болевой порог» у многих людей. Но и у многих открылись глаза на многое. И все же, обыватель остался непоколебим. Я мучительно думал, прежде чем поставить для себя самого, дату второго рождения нового российского обывателя. Именно - нового, так как от этой точки следует производить отсчет его бытия, вернее о б ы в а н и я . Скорее всего, точка эта находится в осени 1993 года. Тогда он родился и его, тотчас «окрестили» в кровавой купели недалеко от московского Белого дома.

Весь ужас произошедшего, не в том, что в центре Москвы, «столицы нашей Родины и сердца России» расстреливали из танков и тяжелой артиллерии почти безоружных людей. И не в том, что горел Дом Советов, который, пусть кое-как, но депутатов избрали всем народом. И не в том, что часть их пряталась по чердакам, как воры-домушники, а часть сидела в Лефортовской тюрьме. И не в том, что бесновалась «творческая интеллигенция», получившая свои тридцать серебряников «за пакость» и «свирепый вид». Дело и горе в том, что десятки тысяч людей пришли на все, на э т о смотреть, как з е в а к и, в бинокли и трубы подзорные. Сотни тысяч людей алчно «врубали ящик» и жаждали - когда, наконец, им покажут побольше т р у п о в. От этой непонятной, даже не средневековой, а какой-то каннибальской радости и развлечения от массового убийства живущих рядом с тобой людей - стало по-настоящему страшно. И нельзя было это все объяснить войной, чумой, или глупостью. Огромное большинство людей его приняло. Рождение нового обывателя состоялось.

Обыватель немного пугал власть. Взлет ЛДПР на декабрьских выборах 1993 года омрачил принятие наспех свалянной «всенародной Конституции». Победа коммунистов в 1995 - насторожила всерьез. У теории «зомбирования» есть свои поклонники, адепты, и, даже, великомученики. Они готовы все и вся объяснять - происками телевидения. Не буду спорить, электронные СМИ - мощнейшее средство воздействия на человека, но отнюдь не решающее. И обыватель, совсем не «зомби», ему просто скучно с самим собой, он не привык много думать. На «спальном месте» надо «общаться». Со своей семьей обыватель общается по дикарски: при помощи знаков, словаря в пятьдесят слов и набора бытовых междометий. Общение с другими людьми - твердокаменное (а вдруг обжулят!), но размягчается пивом и водкой, люди становятся роднее и ближе, а часто пить, разумеется, вредно. Поэтому, самый надежный друг обывателя - Телевизор.

Побольше зрелищ, господа, побольше зрелищ! К радости имеющего свое спальное место обывателя, на телеэкране замаячили физиономии с печатями всех смертных грехов и пороков. Физиономии перли из «ящика» в дом, сладострастно жевали губами, щерили клыки, и каждое мурло было склонно пофилософствовать и кое-чего «осмыслить».

В изобилии завелись «хохотунчики», способные за приличную сумму в «зелененьких» осадить и осмеять похороны своей родной матери.

Банальнейшая шпана получила неограниченную возможность демонстрировать личную агрессивность и сексуальность, круглосуточно потряхивая на телеэкране своими скудными причиндалами.

От великой, но «скорбной» любви российского обывателя комментаторы, обозреватели, политологи и хронические теле-говоруны преобразились необыкновенно. Они обрели второе или двадцать второе дыхание. Обзавелись языками с жалами и без жал и, в промежутках между входом и выходом, исхитрились наговаривать столько всего и всяческого, что обыватель трепетал от восторга и ласково приговаривал: «Однако, брат, ну и здорово ты насобачился!»

Мошенникам на Руси всегда снисходительно симпатизировали, но теле-мошенничество, за последнее десятилетие, стало делом «чести, доблести и геройства». «Полезных идиотов» горбачевского и раннеельцинского призыва сменили ловкачи, ширмачи, трюкачи и фирмачи. Эти ребята носили совесть в заднем кармане брюк и сморкались в нее - только в случае крайней необходимости. Но обыватель и полюбил их за эту бьющую в глаза остроумную бессовестность. Их лживость и «компромисность» были для обывателя - родными чувствами. Принцип: «Что из того - что врет? Он врет ведь так занятно!»- один из догматов веры множества обывателей.

Герои революций, пятилеток, войн всегда, немного, мешали жить обывателю. Он не любил, в глубине души, себя с ними сравнивать. Сравнение обижало, так как рядом с ними, он выглядел неприглядно, а, иногда, даже - полной скотиной. От этого у обывателя портилось пищеварение, ему снились тревожные сны с «восставшей из гроба тещей», и чесались пятки, при мысли - куды бежать!?!

Наблюдать чужую жизнь обыватель стремился с заднего двора, а то и с помойки. Если помойки не было - он охотно ее придумывал. Его пламенно интересовала анекдотичность. Военно-половые приключения Чапаева, нижнее белье Ленина-Сталина или, на худой конец, интимная связь Штирлица с Броневым. И все великие и героические личности, сквозь призму помойки казались родными и милыми до такой степени, что обывателю в их присутствии, хотелось пукнуть, почесаться и зевнуть во всю свою сытую пасть.

Ловкие ребята из масс-медиа не ели даром свой хлебушек с черной икрой. Будучи сами «человеками со спальным местом» они превосходно разобрались, что ему, «революционному» обывателю необходимо. Скандалы и грязь полились рекой и обыватель блаженствовал в целебной грязи. Он играл и выигрывал в идиотских шоу. Обильно рыдал в телесериалах. Он ужасался над «мраком Советской империи», придуманным, специально для него, липовыми историками. Резал, душил, стрелял и строгал «на лапшу» в триллерах и боевиках. Потел от смеха с «белыми попугаями» и «долгоносиками». Он заочно сношался с длинноногими и крутозадыми «теле-герлз». Сальные пятна казались ему звездами, а звезды - сальными пятнами. Он обрел, наконец, ту кучу г у м у с а, роясь в которой можно прилично питаться. Он давил, живущее на самом донышке его души желание выблевать все это дерьмо.

Временами, обывателя брали «на испуг», а то и пушку, чтоб не борзел и знал свое место. Ему показывали, самое страшное для человека с несвежей совестью - расплату за грехи. Обыватель робел как, школьник, пойманный завучем в женской уборной закатывал истерики у телевизора. Ему, до зубов трясения не хотелось ни за что отвечать. И, всего более, он боялся г р а ж д а н с к о й о т в е т с т в е н н о с т и. В такие моменты, он мечтал быть глухонемым и слепорожденным, а, если повезет, то и паралитиком. «Пусть все будет по-прежнему, а то хуже будет!» - под этим девизом обыватель готов выморить всю страну.

Мы растеряны и живем «под собою не чуя страны». Обыватель улегся на спальное место и «распрямился» во всю свою мощь. Это он убеждает вас, что «все само собой образуется» и, если вы не умрете с голоду и вас не зарежут в любой подворотне - то вы проживете долго и счастливо. Он презирает себя и вас, но его презрение к самому себе полно только ему одному понятной любви и восторга. Он щедро потчует вас суррогатами от политики, экономики, искусства и литературы, надеясь, что вы ко всему притерпитесь и притретесь, что назовете «какашку» - «халвой». Он обольщает вас «частной жизнью в своем кругу у телевизора» и просит вас «занять свою нишу» и не высовываться, как таракан из-за печки. Он сочиняет мифы о «социальном партнерстве» волков и овец. Он приглашает вас уподобиться и расслабиться, быть попроще - и люди потянутся. Он подписывает договоры и декларации « об общественном согласии», подразумевая под этим, безоговорочное согласие только с мыслями и действиями себя самого. Он уверяет, что гражданское мужество придумали фанатики и идиоты и делает это весьма грациозно, артистично, поэтично и патетично, но его засаленное мурло не выносит солнечного света правды.

Обывательщина - всесильна. Ее убожество и беспросветная пошлость видна любому честному думающему человеку. Нет на свете рецептов борьбы против нее, да они и не нужны. Она - не порок, не болезнь, а всего-навсего оскудение души человеческой. Посмотри в себя самого и вокруг, не бойся! Где они обывательщина и холопство? Не давай органу пересилить душу и тело! «Люди-уши, что торчком приказа ждут. Скажут задушить - задушат. Скажут утопить - утопят. А поджечь - так подожгут!» Человек - глаз. Человек - рот. Человек - желудочно-кишечный тракт и прочее. А может быть, все таки, стоит уйти со спального места и от органов и попробовать быть человеком полностью?...

Глава 7: «Пейзаж перед битвой»

Мир пришел в беспорядок,

как волосы эфиопа.

Люди стали подобны волкам.

Саади.

Историки будущего, перелистывая подшивки российских газет, выпущенных зимой 1996-1997 г.г., станут смеяться и недоумевать. И, действительно, рупоры власти и трубадуры оппозиции были странно объединены неприличным ожидание физического конца одного единственного человека. И если в зиму 1998-1997 г.г. этот конец вызывал сомнения только у очень маленькой группки казенных оптимистов и оптимистов просто, то к весне большинство испуганных и торжествующих совершили кульбит «через голову и налево» и стали солидарны в одной мысли: неужели опять Он оказался сильнее и умнее Нас!?

Нас, которые все подсчитали и просчитали? Нас, готовых драпать через любую границу, надев поверх пижамы свой выходной костюм с орденами? Нас, созревших для свирепой драки за верховную власть в России? Нас, с нашими рейтингами и амбициями, партиями и союзами, воспаленной печенью и издержками пищеварения? Нас, с деньгами и без оных, во власти и вне ее?

Итоги недостойного, а то и прямо паскудного ожидания оказались плачевными. Он – невредим и цел, относительно здоров, и до краев наполнен взрывоопасной смесью властолюбивого упрямства и коварной азиатчины. Он опять победил всех. Скептиков и оптимистов. Молчунов и говорунов. Тех, кто ждал и боялся и тех, кто ждал с ликованием. Его можно любить или ненавидел, но в обоих случаях невозможно не признать, что и этот раунд борьбы за власть он выиграл и выиграл с приличным отрывом от своих оппонентов. И то, что своим оппонентам он ничего не намерен прощать, и в особенности беззастенчивые «наезды на старого и больного человека», мы с вами увидим в ближайшее время. Опять приближаются дни «неконструктивных решений конструктивных проблем». Вновь мы видим не страну, «скованную работой и мыслью», а пейзаж перед битвой.

Власть и «грешные личности».

Паралич власти, о котором так назойливо говорили оппозиционеры, - не свершился. Власть существует как в центре, так и на местах. И места все заняты. Власть шевелит ногами, делает жесты руками, совершает различные телодвижения и, все чаще – думает головой. Нам очень хочется перенести свое собственное состояние уныния, развала и безверия на управляющих нами людей. Мы не хотим себе самим признаться, что именно наше суетное мышление, наша торопливость и желание получить сразу и все выдвинули на вершины самых различных пирамид и вертикалей людей, управление которых мы заслуживаем. В этом заключается наша большая беда. Но, прежде чем начать разговор о взаимоотношениях с властью, хочу сделать некоторую оговорку для «любителей заговоров».

Любителей отыскивать «заговоры мировой закулисы» хочу предупредить сразу: заговоров, легко сломавших жизнь страны и людей, ее населяющих, - серьезных не было. Они существовали: и «лица влияния», и заговоры, и происки, и «пропуганда» и, даже целая «холодная война» - все это было, было, было. Но, дорогие мои поклонники тайн, перестаньте, прошу вас, разыскивать и обнаруживать агентов Коминтерна или «жидо-масонов» везде и всюду, вплоть до собственного унитаза. Ничем, кроме мании преследования, вы не разживетесь. Если вы ленивый дурак от природы и, в силу этого не стали профессором, не нужно подпаливать входные двери у своих иудеев-соседей, обвиняя их в «сионистских происках» и связях с «Моссад». Нуждаетесь в облегчении? Вините природу. Она, природа-матушка, еще многое вытерпит от нашего брата. И, главное, - будьте добрее. Удивительно, но глупость доброго человека практически незаметна, и в этом – всемогущество доброты. И, наоборот, если вы очень умны и стали профессором, академиком и достигли каких угодно высот, но готовы «из соображений момента» целовать во все места любую заморскую гориллу, торговать своими мозгами, как семечками, называть свою Родину «этой страной», не называйте подобное «служением общечеловеческим идеалам». И оправдываясь, не вините ЦРУ, КГБ, «исламский фактор», живущий внутри нас в виде генов прадедушки-турка. Посмотритесь в зеркало, и вы увидите суперинтеллектуального обывателя, милого человека с гуттаперчевой совестью мелкого сукиного сына. И не говорите о происках, а уж тем более об обстоятельствах. Обстоятельства придуманы адвокатами для прокуроров в целях взаимного утешения. Если в семье не густо с шизофрениками, то вряд ли ее члены при семейных недоразумениях будут всерьез обвинять своих соседей по лестничной клетке в заговорах или происках. Даже в том случае, если соседи не дружат с собственными головами и составляют заговоры друг против друга. Абсурдное сравнение, скажете вы. Кто знает. Семьи составляют общество, общества становятся государствами, а государства – селятся на планете.

Но вернемся к власти и ее отношениям со всеми нами, грешными людьми. У нас интересная власть. Она не управляет, не властвует, она – демонстрирует. Для того чтобы управлять, нужно иметь совершенно иные качества. Во-первых, избрав направление деятельности, трудиться в поте лица своего, не мелькать на телеэкране, не беспокоиться ежеминутно, что труд твой будет известен и увенчает тебя лаврами. Во-вторых, не растить в себе «хватательных» инстинктов и не лить благоуханный бальзам на пухлую, словно грыжа, собственную амбицию. В-третьих, не искать поминутно козликов и козлищ отпущения за свои ошибки. И, в-четвертых, а это самое главное, понимать страну, наделившую тебя управлением, и, как не дико это звучит для оравы чиновников и чинодралов, любить и беречь свою Родину. Большего и не надо. Для демонстрации управления требуется другое. Основной элемент демонстрации – крутые, «судьбоносные» решения. Побольше треска и фейерверков – все обрадуются, что дом горит, но хозяин руководит пожаром. В пожарах есть сто-то безумно праздничное, и мы участвуем в бредовом карнавале. Летят искры, летят головы, всем интересно и все таращатся на «управление». А в это время страна вымерзает и вымирает, бандитизм приобретает статус уважаемого государственного института, проституция успешно перевалила девятилетний возрастной рубеж и в 1996 году в Вооруженных Силах РФ покончило с собой боле 500 офицеров…

Любовь власти к народу не знает границ. Но она, к сожалению, не соль уж взаимна, так как власть похода на страшного супруга, который, любя свою жену исключительно в голом виде, не покупал ей платья и не давал возможности купить самой.

Власть круглосуточно демонстрируется. Иллюзия ее «открытости» имела бы влияние на умы, но показывается нам отнюдь не исполнение и свершение ее волевых устремлений, а гонки, схватки, грызня и возня. Общество завораживают проблемами стола и стула первых лиц государства. Ему внушается необходимость знания: кого обожают «самые важные» - волооких блондинок или мускулистых мальчиков; ловил ли премьер медведя или премьера медведь ловил? Кем увлечен Чубайс или кто Чубайса готов прибить? Умеет ли Дума пользоваться презервативами или Дума – последнее прибежище импотентов? Опуская власть до уровня дворовой скамейки со сплетнями, панибратствуя с ней, власть защищают броней искусственной демократии. Туда, наверх, забрались подобные нам, а нам разъясняется и внушается, что мы, вообще-то, - дураки, скучные и бездарные люди. Если те, наверху, (а это радость для обывателя!) нам подобны, чего особенного он них можно ждать?

Превращения и трансформации – необходимая атрибутика демонстрирования. Президент превращается из «всенародно избранного» ЦКБ в «отца нации» и круто журит всех и вся. Но помилуйте, Российская Федерация монархии уподоблена, а президент – чуть ли не второе после Господа Бога лицо. Любое его решение подлежит неукоснительному исполнению, но почему-то ни одно из его решений «для блага народа» так и не было выполнено. Ему мешала КПСС – КПСС выбросили на свалку. Ему смешал Верховный Совет – Совет спалили из танков. Ему крикуны мешали – крикунам надели намордник. Конституция великолепная. В правительстве – образованные прагматики, ранние да молодые. Великий Чубайс, «спасая отечество», породил суперсобственников. Суперсобственники нахапались до отвала и хапают по инерции. Оппозиция прикормлена и безвредна. Народ сосет лапы и привычно безмолвствует. В общем и целом: дорога ровная, ухабы стираются БТРами, горизонты чисты, цели ясны и верной дорогой идете, господа-товарищи! А куда вы идете, если вы стоите на месте? И не просто стоите, а прожираете жизненное пространство, оставляя сплошные «черные дыры». Кто виноват? Никто не виноват. Демонстрация власти состоялась.

Власть превращается в супермаркет, где все дорого, все хорошо и посмотреть можно всем, но что-то приобрести дозволено избранным. Годы тонут в переходном периоде, но этот наш переходный период никакого отношения к детству и юности не имеет, а более похож на переходный возраст, но с этого света на тот. В качестве утешения нам преподносятся властные лики в самых неожиданных ракурсах.

Прихворнувший президент со чадами и домочадцами на фоне елочек и княжих палат. В этих палатах он кушает котлетки и колбаску из самого обыкновенного «Гастронома» и лакомится «киви» из более чем обыкновенных тропиков. Супруга вяжет ему носки на двойной подошве, его уставший от мойки чужих машин внучок учится на досуге то ли в Оксфорде, то ли в Итоне. Где-то, в дальних пределах, дремлет старенький «Москвич», на котором он, простой и доступный, отправится когда-нибудь в народ, как в былые милые времена. В такой идиллии хочется исповедоваться, но только на заданные темы.

Правительство о чем-то много и умно говорит. Говорящие головы в телевизоре сливаются в один имидж. Сытый и полный, в роскошном костюме и великолепном галстуке. Иногда отцов-министров показывают в каких-то залах и трибунах. Они подходят к президиумам и трибунам, неуклюжие, суетливые, похожие на недоваренных раков, свободно разгуливающих, оперевшись на собственный хвост. С трибун правительство сулит облегчения и поддержку. Как и кому, объясняет туманно и сбивчиво, но сулит, и его посулы похожи на ту саму «халву», от многочисленного произнесения которой жить становится слаще и веселей.

Различные властные союзы, советы, комиссии, движения и объединения. Их показывают всегда как-то сверху, словно операторы, их снимающие, круглый год бродят по потолку и творят оттуда. С высоты разглядываемое обилие личностей и фигур, тучных, неповоротливых, входящих в движения и союзы, представляются заснувшими в своей запруде бобрами, лежащими на воде мордами кверху.

Вместе с властью, циничной, безжалостной и славолюбивой, мы, сами того не жалея, превращаем свою собственную жизнь в демонстрацию. Мы едим прошенное, носим – брошенное и пробуем жить – краденым. И пытаемся показать, что живем – не хуже иных-прочих. Вылезаем из собственной шкуры, чтобы одеть в кожаные одежды себя и свою юную поросль. Если и нас порхающие телеоператоры попытаются снять с «высоты полета», то наши весенние городские улицы покажутся сверху заполненными толпами перепуганных тараканов, лоснящихся коричневыми и черными панцирями и суетливо шныряющих от рынков до магазинов.

Весеннее обновление высшего эшелона руководителей состоялось. Мы встречаем его без азарта, так как многие, от всемогущего и вездесущего Чубайса до облитого апельсиновым соком талантливого Немцова, - известны и предсказуемы. Из оппозиции кликнут ручных «кандидатов в Рыбкины», а приход в правительство «Яблока» вряд ли спасет страну от авитаминоза. Вопреки всему мы меняться не собираемся, и, следовательно, демонстрация переходного периода без перемен продолжается…

Дмитрий Поспелов «Студенческая Газета» № 43-44 1996г., №1-5 1997 г.